Михаил МАТОВНИКОВ, зам. генерального директора Рейтингового агентства «Интерфакс»

Банк, ты чей?
Узнать истинных владельцев практически невозможно

Банки — и не только российские — представляют собой очень рискованные учреждения. В силу своего бизнеса кредитные организации подвержены системным рискам, в результате которых неплатежеспособными оказываются сразу многие банки.

При анализе надежности банка проблему представляет не только оценка вероятности того, что кредиторы смогут требовать компенсации от собственников банка, но и даже простое выяснение реальных владельцев банка.

Наибольшая определенность со структурой собственности наблюдается в банках, принадлежащих государству (Внешторгбанк, Сбербанк и Российский банк развития) и иностранным банкам.

Несколько более запутана структура капитала ряда банков, принадлежащих крупнейшим государственным предприятиям. В частности, если структура собственности Газпромбанка и Транскредитбанка сравнительно ясна, то у Гута-банка не менее 45% уставного капитала принадлежит компаниям с ничего не говорящими названиями, каждая из которых на 99,9% принадлежит другим компаниям с не менее невнятными названиями.

А вот в отношении частных банков выяснение истинных акционеров зачастую оказывается неразрешимой задачей.

Казалось бы, головные банки крупнейших российских ФПГ должны иметь не менее ясную структуру капитала, чем банки, принадлежащие крупным государственным предприятиям. Однако у Росбанка на акционеров, владеющих более чем 5% капитала, приходится 43,7% капитала, в Доверительном и инвестиционном банке на долю НК «ЮКОС» приходится менее 20% капитала, еще 17,2% принадлежит компании Венера-XXI, которая в свою очередь принадлежит компаниям Алан и Полимаш. Аналогичная ситуация и в другом банке «Роспрома» — «Менатепе-Санкт-Петербург». Там ЮКОСу также принадлежит менее 20%, компании Газэнергофинанс, связанной с Газпромом, до недавнего времени принадлежало 15,2%, остальные крупные акционеры никому не известны. В ИБГ «НИКойл» одноименной нефтяной инвестиционной компании принадлежит менее трети капитала, но немногим более 60% капитала — компаниям с поэтическими названиями «Былина», «Дубрава», «Волна», «Палица». Из списка акционеров второго уровня мы узнаем, что реально еще 33,3% капитала банка контролируются 4 физическими лицами, еще 7,3% косвенно принадлежат все той же НИК «Никойл». Структура собственности многих других крупнейших акционерных банков не менее запутана и непрозрачна, не говоря уже о неакционерных банках.

Если дела так обстоят с крупнейшими кредитными организациями, что говорить о средних и малых. Однако крупнейшие банки, особенно рассчитывающие на иностранные заимствования, оказываются вынуждены не только акционироваться, но и приводить формальную структуру собственности если не в соответствие с реальностью, то по крайней мере к более понятной структуре.

Еще одна особенность, обращающая на себя внимание, — очень высокая доля среди акционеров крупнейших банков, владеющих чуть менее 20% капитала банка. Это легко объяснимо. Дело в том, что приобретение более 20% капитала банка требует получения предварительного разрешения Центрального банка. К таким покупателям применяются повышенные требования. В частности, необходимы наличие устойчивого финансового положения и «кредитная история» не менее 3 лет. К ходатайству на приобретение акций должны прилагаться учредительные документы и список акционеров компании-приобретателя, ее балансы за последние 3 года, заверенные аудитором, подтверждение ГНС об отсутствии задолженности перед налоговыми органами, расчет чистых активов компании-покупателя и заключение антимонопольного органа.

С учетом высокой доли среди акционеров банков фактически подставных контор, не ведущих собственного бизнеса, неудивительно, что они предпочитают не проходить подобный контроль.

О степени нежелания проходить строгий контроль акционеров банков красноречиво говорит тот факт, что почти 35% из числа 50 крупнейших банков не имеют акционеров, владеющих более чем 20% акций, а у двух банков ни одному акционеру не принадлежит более 5% акций. Среди 15 банков, где крупнейшему акционеру принадлежит более 80% капитала, 9 банков являются иностранными, один (РБР) находится в собственности РФФИ, один (ВТБ) принадлежит ЦБ, Петрокоммерц на 86% принадлежит ЛУКОЙЛу, а Башкредитбанк (ныне переименован в банк «Уралсиб») на 86% — собственность правительства Башкортостана.

Преобладание в капитале даже крупнейших банков акционеров, не желающих проходить строгий контроль в Банке России, свидетельствует о непрозрачности структуры собственности российских банков и невозможности делать выводы о фактической принадлежности банка на основании официальной отчетности.

Пока при анализе того, кто стоит за банком, более уместно пользоваться «общеизвестной информацией», чем отчетностью самих банков. Это плохо не только для кредиторов, но и для регулирующих органов. Ведь до тех пор, пока не станут видны реальные владельцы банка, не заработают и большинство пруденциальных норм, в частности ограничения на кредитование акционеров и связанных заемщиков, санкции в отношении недобросовестных собственников и многое другое. В большинстве развитых стран банки с подобной структурой собственности не смогли бы функционировать, не получив разрешение регулирующих органов. В России же таких банков большинство, и перспектива закрыть все банки, не прошедшие строгий качественный анализ, совершенно не реальна. Но из тупика выходить надо.

Такая структура собственности российских банков родилась, разумеется, не случайно. Для нее много причин. Во-первых, зачастую российские банки создавались как «карманные», призванные обслуживать интересы акционеров, одной из важнейших целей их возникновения было кредитование акционеров, не говоря уже о криминальных банках, у владельцев которых в принципе нет стимулов проявлять себя. В таком случае ограничения на кредитование акционеров требовали сокрытия реальных акционеров банка. Во-вторых, ограничения на перепродажу крупных пакетов акций банков также способствовали тому, что смену владельцев банка оказалось гораздо проще производить в форме продажи акций фиктивных компаний-акционеров в условиях, когда банковское регулирование не проявляло, да и не проявляет интереса к реальным владельцам банков. В-третьих, то, что банки не принадлежат своим владельцам напрямую, позволяет последним при необходимости быстро их перевести на других номинальных собственников во избежание ареста государственными органами или в случае враждебных действий конкурентов.

До кризиса 1998 года такая ситуация не сильно мешала, но именно банковский кризис раскрыл потенциальную опасность неуловимых акционеров. Быстрое воссоздание банковских империй крупнейших ФПГ оказалось не в последнюю очередь возможным за счет нарушения прав кредиторов, которые не могли даже доказать свои подозрения юридически.

Естественным следствием непрозрачной структуры собственности является атмосфера недоверия, окружающая российские банки. Если частные вкладчики, да и часто российские предприятия, не сильно интересуются тем, как оформлена структура собственности их банков, то для иностранных кредиторов этот вопрос оказывается далеко не праздным при открытии банку кредитной линии или организации синдицированного кредита. Разумеется, открытая структура собственности говорит о поддержке акционеров намного больше, чем любые утверждения менеджеров о ее наличии. В конечном итоге непрозрачность ведет к уменьшению возможностей банков и ухудшает их долгосрочные перспективы.

Более того, запутанная система собственности затрудняет даже доказательство самого права на собственность и делает возможной реализацию рисков вывода важнейших активов, в том числе и без ведома акционеров. Конфликтная ситуация вокруг Автобанка лишний раз подчеркнула, что непрозрачная система собственности создает риски не только для кредиторов, но и для самих владельцев банковского бизнеса.

В конечном итоге сокрытие реальных владельцев сильно тормозит развитие самой банковской системы, но прежде чем это начнут понимать не только кредиторы, но и сами банки, пройдет еще довольно длительное время. Конечно, иметь «запасную» банковскую лицензию и непрозрачную структуру собственности очень заманчиво, это сильно снижает риски собственника, разумеется, во многом за счет кредиторов. Этот базовый конфликт каждый банк решает по-своему, но в долгосрочной перспективе выиграют только те, кто решит его в пользу кредиторов.