Финансовый и политический кризис августа-сентября 1998 г.

Финансовый и политический кризис августа-сентября 1998 г. подвел черту той неоднозначной политике, которую с некоторой долей условности принято называть "денежной приватизацией" в России. Конечно, пока преждевременно даже обсуждать такие радикальные меры, как национализация. Тем не менее при условии, что сформированное в сентябре 1998 г. правительство будет функционировать хотя бы до конца 1998 г., определенные сдвиги в приватизационной политике почти неизбежны. Во-первых, следует ожидать по крайней мере декларативного отказа от авральной продажи остающихся в собственности государства пакетов акций наиболее привлекательных компаний. Идеологически это может быть обоснованно необходимостью повышения "управляемости" госсектора и его стратегических объектов (что сомнительно при имеющихся объемах госсобственности), практически - сложившейся финансовой конъюнктурой (что справедливо).

Парадокс, однако, заключается в том, что социально-политическая проблема пополнения доходной части бюджета (даже при "управляемой эмиссии") может свести на нет любые декларации такого рода и даже активизировать практические попытки продажи остающихся пакетов - по любой цене. Во-вторых, финансовый кризис может сместить акценты в перераспределении собственности (контроля): часть инвесторов может быть привлечена крайне резким обесценением корпоративных бумаг (как в рублевом, так и в долларовом эквиваленте), некоторые держатели пакетов, включая эмитентов, могут попытаться улучшить финансовое положение за счет сброса акций. Некоторые крупнейшие российские банки рассматривают возможность расчета по своим внешним обязательствам за счет переуступки принадлежащих им пакетов акций в реальном секторе. В рамках приватизационных продаж отдельные держатели пакетов могут попытаться консолидировать имеющиеся пакеты в интересах контроля с минимальными затратами. В любом случае в условиях финансовой конъюнктуры лета-осени 1998 г. бюджетные доходы от продажи государственных акций не будут значительными. В-третьих, вероятна активизация процесса формирования государственных корпоративных объединений (холдингов и др.). Этот процесс стал достаточно заметным явлением для 1997 - первой половины 1998 гг., однако его можно было рассматривать прежде всего как защитную центростремительную реакцию микроуровня в отдельных неконкурентоспособных или депрессивных секторах российского реального сектора. В настоящее время речь может идти уже о более масштабном процессе усиления роли государства - как попытке реанимировать известные и доказавшие свою несостоятельность схемы управления. Степень такого усиления будет зависеть исключительно от прагматизма и здравого смысла исполнительной власти. В-четвертых, на смену так и не появившейся, но активно обещаемой прежними исполнительными структурами власти целостной концепции управления государственной собственностью неизбежно придет некий вполне реальный документ, претендующий на "повышение эффективности, управляемости, доходности" и т.п. сохраняемого госсектора. По всей видимости, в современных условиях речь может идти лишь об общих декларациях и малореалистичных попытках усиления роли государственных чиновников в органах управления корпораций со смешанным капиталом. В-пятых, у нового правительства возникнет общая чисто идеологическая проблема отмежевания от прежнего приватизационного курса (каким бы он ни был реально). Это потребует создания "новой приватизационной модели" для России, которая скорее всего и будет включать разрозненный комплекс мер на основе имеющегося проекта государственной программы приватизации вкупе с указанными выше возможными новациями.